Байки из лифта.

Байка первая.
«Да будет свет!» – сказал Артур. И перерезал провода…

Вопрос: Что такое: «Без окон, без дверей, полна горница людей?»
Ответ: Арийцы в полном составе застряли в лифте.

Глава 1. Не более 6 человек (500 кг)!

Валерий Кипелов с интересом читал указанную сентенцию, выбитую на металлической пластинке и намертво прикрученную рядом с только что нажатой им кнопкой лифта. Агрегат полз на вызов издевательски медленно, как бы приглашая порадоваться уже самому факту своей работоспособности. Так что времени на решение интересной арифметической задачи – вписываются ли в данное ограничение кипеловцы в полном составе и боевой экипировке – было предостаточно. Задача представлялась чисто теоретической, ибо ничего не давало повода предположить, что в лифте поедет более одного металлиста. На самом деле Кип не собирался так рано приезжать в студию, но как-то получилось. Репетицию назначили на вполне человеческое время, по поводу которого договорились еще перед выходными. На выходные выпал переход на летнее время. О данной подлянке супруги Кипеловы узнали по отдельности и в результате все часы перевели на час раньше по два раза. Будильник, чтобы принять участие в событиях, аккурат  накануне убежал вперед. Последствия можно было увидеть стоящими перед лифтом. Не подумайте ничего плохого, выспаться вокалисту удалось очень качественно. Не получилось заснуть после локализации просчета со временем. Пришлось вставать и идти туда, где его никто не обвинял во всех грехах человечества, начиная с идиотского перевода стрелок.
Для верности Кип нажал кнопку еще раз. Скорость лифта не изменилась, он до сих пор торчал в районе третьего этажа, неторопливо подползая ко второму. Призвав на помощь собственную природную незлобивость, Валера временно решил простить механизму его измывательства над людьми. Очень уж не хотелось идти по лестнице. Тем более что сверху донеслись зловещие подвывания, опознанные как звуки, обычно производимые распевающимся Беркутом. Гарантий, что гордая птичка поет в полном одиночестве, не было. И вообще, идти мимо арийской студии… Да ну его, прекрасно обойдемся и без конфликтов. Такая погода прекрасная, капель звенит, птички поют, только из-за Беркута ни черта не слышно… Словно услышав подсознательный упрек в нарушении природной гармонии, Артур как раз успокоился, подарив лишний повод порадоваться жизни. В пределах прямой видимости нарисовались Маврик и Маня. Последний нес на себе упаковку баночного пива. Глаза у обоих были несколько красноватыми, а походка – вихляюще-пританцовывающей. Ребята представляли собой образцы ответственности, слегка омраченной склерозом и степенью алкогольного опьянения. В общем, дату репетиции они еще помнили, а вот время подзабыли, и решили на всякий случай с утречка подвалить в студию и там  продолжить свое занятие. Нельзя сказать, что вид Кипа, ждущего лифт, их обрадовал. Чувства оказались взаимными, и Валера уже хотел это высказать вслух. Но в этот момент наконец соизволил появиться лифт, и разборки было решено отложить. Двери открывались с той же флегматичной неспешностью, которая могла вывести из себя кого угодно. Наконец кипеловцы дождались возможности войти и начали загружаться. Маню шатнуло и как следует зацепило пивом сначала за дверь, потом за Маврика. Мавр сообщил Мане, что он думает о ситуации в целом, на ухо, чтобы не злить дополнительно уже занявшего позицию в углу лифта Кипа. Получилось все равно очень громко и не совсем цензурно. Начавшие закрываться двери встретили препятствие в лице все еще торчавших в проеме гитариста и барабанщика и, согласно конструктивным особенностям, снова открылись. Народ переглянулся и виновато завалился в лифт. Промедление, впрочем, оказалось роковым.
На горизонте показались Холст с Дубом. В последнее время Холстинин зверел день ото дня, ибо конкуренты (читай «Кипелов») собрались-таки выпускать новый альбом. Группа «Ария» в полном составе лечила мозоли на ушах, образовавшиеся от привычного стояния на них. (Холсту только повод дай, а он уже всех припашет). В данный конкретный момент Владимир Петрович чувствовал себя несколько неловко, так как опаздывал на репетицию. Уже прибывший в студию Артур Беркут поминутно изводил Холста звонками. Вот и сейчас раздался противный писк мобилы, Петрович на автомате полез за трубкой, но усмотрел впереди закрывающиеся двери в Рай. Отправив Виталия их держать, он сообщил настырному вокалисту, что опаздывает на лифт, после чего отключил аппарат и влез в кабину. Двери закрылись, отрезая музыкантов от мира. Только сейчас арийцы поняли, куда попали. Нетрезвый Рыжий Бес и утративший все резервы терпения Кип нехорошо посмотрели на бывших товарищей. Маня ни на кого не смотрел, он всего лишь нажал кнопку этажа, на котором располагалась их студия. То же самое сделал Дуб. Лифт подумал секунд пять, после чего пополз вверх со скоростью смертельно раненой улитки. Арийцы, не сговариваясь, презрительно хмыкнули и повернулись к двери. Кипеловцы демонстративно уставились в стенку. Когда лифт с пятерыми металлистами и одной большой упаковкой пива находился предположительно в районе третьего этажа, скучающий в пустой студии Беркут решил развлечься доступным способом. В смысле – продолжать добросовестно издавать звуки, не поддающиеся идентификации. Увлекшись процессом, Артур зацепил какой-то провод, валявшийся на полу. По несчастливому стечению обстоятельств этого хватило, чтобы в здании полностью кончилось электричество.
Стоявшим в лифте гражданам крепко не повезло. Кабину резко дернуло сначала вниз, потом вверх. Свет, и без того минимальный, отрубился окончательно. Понятное дело, что на ногах не удержался никто…

Глава 2. В темноте.

И в кромешной тьме раздался голос:
–Живые есть? – судя по красоте и силе, принадлежал он Кипелову. Золотой Голос Российского Металла посчитал, что ему повезло – он лежал на чем-то мягком и обреченно поскуливающем. Правда, на нем самом тоже кто-то отдыхал.
–Не знаю, кто как, а я вроде в порядке, – ответили сверху. «Маврин, – подумал Кипелов. – Конечно, он у нас тоже везучий».
–И что, все? – вслух спросил Кип, пытаясь определить, на кого именно приземлился. Удобный объект на ощупь не идентифицировался.
–Еще я, кажется, – ответило это самое мягкое. «Маня», – догадался вокалист. – Слезете, скажу точнее. И руки уберите, если можно!
Маврик начал выполнять маневр под кодовым названием «Попытка покинуть точку приземления». И обнаружил, что на нем пребывает как минимум одно тяжелое тело. Путем логических заключений гитарист пришел к мнению, что тело является арийским и потому перед спихиванием его можно не спрашивать. Пытаясь устранить помеху, Мавр зацепился за чьи-то волосы. Послышался громкий кипеловский вой. Маврин задвигался быстрее, пытаясь отодвинуться от источника звука. Бесу было очень неудобно. Сверху его материли очнувшиеся арийцы, снизу глушил Кип. Хуже было только Мане, который практически оглох за эти пять минут. Потом до всех дошло, что при наличии сопротивления сверху в ограниченном пространстве разобраться не получится. Наступило короткое затишье. Кипелыч свободной рукой проверял хайр. Вроде бы что-то осталось. По-новому придавленный Маня сипел нечто нецензурное, но даже сам себя не слышал. Исполнявший роль верхней части пирамиды Дуб при попытке спуститься, не уронив выхваченное из-под падающих товарищей пиво, набил на голове шишку об потолок и повалился обратно на Петровича. Пива, что делает ему честь, все же не выпустил. Прошло еще немного времени.
–Ну, и чем мы собираемся заниматься? – нарушил тишину Кипелов. – Не подумайте ничего дурного.
–В смысле? – уточнили сверху.
–Да в том, что у меня такое впечатление, что вам на мне лежать нравится, – снизу вокалиста поддержал хриплым сипом на ту же тему Манька. Он, к тому же, угрожал показать всем выше лежащим, сколько пива успел потребить и чем его закусывал, если они сейчас же с него не слезут. Представлявший перспективу Маврик попытался донести до Холста, что неплохо было бы и сместиться в пространстве относительно окружающих. Петрович только начал приходить в себя после встречи собственного умного лба с затылком Дуба и слабо смыслил в проблеме. Назревала классическая революционная ситуация: верхи ни черта не понимали, низы больше не хотели быть фундаментом конструкции. Наконец осторожные и аккуратные, чтобы снова не зацепить неповинного Кипа, движения Маврина возымели результат. В небольшой промежуток между стеной и кипеловскими телами сползли тела арийские. Ощутив некоторую свободу действий, Рыжий Бес попробовал нащупать ногой хотя бы  один чистый квадратный дециметр пола. В процессе поиска ему удалось наступить на что-то, круто его отматерившее с многочисленными ссылками на Ницше. Следующая попытка принесла более реальные плоды, так как Холст к тому времени уже встал, не дожидаясь, пока ему отдавят вторую руку, и соответственно занимал меньше площади. Перешел в вертикальное положение и Дубинин, вспоминавший в процессе перехода, откуда взялся предмет в его руках. Кипыча тоже удалось поставить на ноги (разумеется, занимался этим Мавр), а вот Маня вставать отказался, мотивируя отказ хреновым самочувствием. Удалось уговорить драммера только на то, чтобы он как-нибудь покомпактнее свернулся, а то еще растопчут. Поскольку освещение отсутствовало напрочь (Кипелыч не нашел ничего умнее, чем опереться на двери, закрывая спиной имеющуюся между оными небольшую щель), было очень сложно определить, кто именно подавал наиболее ключевые в смысле последствий реплики. Но по поводу авторства первой поворотной фразы сомнений не было. (Заметим, что орать и звать на помощь было просто бессмысленно. Если на вопли Кипелова никто не пришел… Оставалось лишь ждать включения света. Или его же конца…)
–Люди, это, кажется, пиво, – провозгласил Дубинин, ощупывая упаковку в своих руках и одновременно  припоминая, почему кинулся ее спасать, когда произошла авария.
–А вам не кажется, что оно наше? – живительный напиток был приобретен Манькой и на Манькины же деньги, но вступился за имущество Маврик. И отнюдь не потому, что барабанщик не мог сам этого сделать.
–Здрасте, я за него пострадал, – шишка на дубовом лбу давала о себе знать. – Так что будем делить. Выбирайте – по-братски или по справедливости?
–А в чем, простите,  разница? – пивной вопрос зацепил даже Кипелыча.
–Ну, если по-братски, то все ясно: мы – братья старшие, нам, – Дуб на ощупь определил количество банок в упаковке, – восемь банок, а вам – все остальное.
–А если по справедливости? – съязвил Маврик, понимая, что на мирное завершение конфликта надеяться не стоит. Возможно, если бы ситуация была другой и арийцы не были такими злыми…
–Ну… – затянул Дубинин. И сорвался на стон. Это Манька, услышав, как над его головой делят его же пиво, пнул басиста ногой чуть ниже колена. Дуб выронил упаковку прямо в заботливо подставленные ручки Мавра.
–А по справедливости пиво будем делить мы! – объявил Рыжий Бес. – Валера, помоги открыть и вообще, не заслоняй свет, – перемещение Кипа ощутимых перемен в освещенности не вызвало. За время, потраченное на препирательства, солнце успело немного сместиться. Методом великого ученого Тыка удалось освободить первую банку. Кипелов подумал, что ему в принципе уже захотелось пить, и решил ее открыть. Ну, скажем, что уже при покупке напиток не отличался низкой температурой. К тому же имела место качественная встряска. В общем, большая часть пива оказалась на Кипелыче.
–Валера, это ж тебе не сок, – осудил бесцельную трату продукта Маврин.
–Надо было нам делить, – обиженно прогудел Дуб, стоявший на одной ноге. Вторая после Манькиного пинка для прямого употребления не годилась.
–Идите вы, – отреагировал с пола Маня, принимая у Маврика одну из банок. И кипеловцы демонстративно, жалея лишь об отсутствии света, принялись приканчивать пиво. Холст, понявший, что ему может вообще ничего не достаться при таком раскладе, решил пустить в ход свою самую сильную сторону, а именно мозги. Они подсказали, что уговаривать бывших товарищей бесполезно. Поэтому Холстинин тихо расковырял ногтями упаковку с другой стороны и выудил банку. Проколов в процессе не возникло, и Петрович, осторожно, чтобы не повторить подвиг Кипелова, вскрыл вожделенный напиток. Услышал это только Дуб. И тут же попросил аналогичным образом обеспечить и его. Поскольку в это время Маврин объяснял  Кипелычу, как надо обращаться с пивом, дубова просьба не была замечена вражеским лагерем. Холст решил, что ее вполне можно удовлетворить, и вытащил еще одну банку. Пока арийцы наслаждались, кипеловцы перешли к практическим занятиям. Собственно Кип из оных усвоил только, как нужно держать пиво, чтобы не облиться при вскрытии. Содержимое следующей банки оказалось на полу. Из лужи вскочил Манька, громко высказывающийся на такие темы, как происхождение Кипелова и причины его умственной недоразвитости. Кипыч, испугавшись, выронил банку. Захлюпало под ногами уже у всех собравшихся. Лифт быстро превращался  в крайне неприятное место для пребывания. Стоявший у контрольной панели Дуб на всякий случай потыкал во все кнопки подряд. Сразу же то же самое сделал Маврик, временно передавший Маньке пиво. (Ставить его на пол было рискованно). Результата от тыканья в кнопки не было, по крайней мере видимого. А что вы хотели – тока ж нет…
В этот момент у Холста зазвонил мобильный телефон, о котором Петрович совсем было забыл. Стараясь не уронить пиво, Холстинин достал мобильник из внутреннего кармана. Телефон предательски осветил лифтовое пространство своим экраном. Владимир Петрович успел только услышать доносящееся из трубки верещание Артура. Потом он увидел лица кипеловцев. На них застыли особо зверские выражения, появившиеся, как только они увидели сворованное пиво. У Валеры Кипелова волосы с левой стороны стояли дыбом, напоминая что-то среднее между слоновьим ухом и крылом нетопыря. Сережа Маврин переводил взгляд с банки в руке Холста на его же лицо. Щеки Маврика выглядели впалыми, нос заострился. Возможно, Петровичу показалось, но вроде бы клыки у гитариста удлинились. Манька тянул на настоящего берсеркера. Его глаза горели жаждой. Мщения. А теперь прошу представить, как это выглядело в синей подсветке. Пальцы Холста разжались. Мобильник, клекотавший голосом Беркута, упал в пивную лужу, прощально пискнул и погиб.

Глава 3. А в это время…

В арийской студии маялся бездельем гордый птиц Беркут. Хотя он уже успел поправить выдранный провод и все выглядело как было, тока все равно не появилось. Пару раз он пробовал распеваться, но когда услышал донесшийся, судя по всему, из кипеловской студии вопль души конкурента, смущенно замолк. И перешел на более интересное занятие, а именно – стал кидать скомканными нотами из окна, целясь в прохожих. Первый комок бумаги успешно попал в прическу некоей приличной тетеньки, черт знает что забывшей утром под окном арийской студии. Обрадованный успехом Артур нашарил еще один листик. Аккуратно превратив его в метательный снаряд, он принялся высматривать жертву. И нашел ее. По направлению к входу продвигался идущий на репетицию Голованов. У гитариста было прекрасное настроение, просто грех не испортить. Андрей громко насвистывал что-то из нового альбома и предвкушал хорошую возможность поработать. В это время ему прямо в глаз засветил комок бумаги. Настрой моментально слетел на ноль, и целым органом зрения Голованов начал высматривать пакостника. Поскольку на эту роль никто не собирался претендовать, Андрей развернул бумажку. На ней была записана гитарная партия из «Колизея». Голованов на предельной скорости помчался в арийскую студию, не замечая ничего на своем пути. Распахнув дверь, он увидел сидящего у окна Беркута. Артур задумчиво любовался голубым небом, подчеркнуто игнорируя визитера.
–Ах ты, гад летучий, – Голованов раздраженно швырнул об пол уликой.
–Что-то я не понял вашего юмора, – Беркуту отчетливо не хватало то ли пилочки для ногтей, то ли белого кота на коленях. – Я здесь сижу, работаю… Там ваши сидят, работают… И вы бы отсюда шли, работать…
За спиной Голованова материализовались хмурые фигуры Попова и Удалова. Гитарист выматерил про себя граждан арийцев и начал наступать в обратном направлении. За спиной его раздавался дружный смех.
Проводив вражеского агента, арийцы вернулись к более насущным проблемам. Во-первых, что не могло не радовать, опаздывал фюрер Холстинин. Значит, к моменту его появления можно было успеть изобразить напряженную работу. Во-вторых, у новоприбывших была новость.
–Артур, там кто-то в лифте застрял, – сообщил Попов. – Свет отключили, что ли?
–Знаю, – ответил Беркут. Не объясняя, впрочем, откуда. – Похоже, накрылась репа.
–Вот Петрович обрадуется, – Удалов на всякий случай оглянулся. Холста не было. Зато был Голованов, обнаруживший студию закрытой и пустой и пришедший все же разобраться с отдельными птицами за дезинформацию и членовредительство. Ему казалось, что достаточно будет объяснить товарищам из группы поддержки причину, по которой он хочет превратить Беркута в сову посредством двух фонарей.
–По-моему, он совсем тормоз, – Артур Беркут уставился на застрявшее в дверях явление кипеловской породы. – Или слов человеческих не понимает?
–У нас никого еще нет, а я без ключей, – зачем-то начал оправдываться  Андрей.
–Я же слышал, как Кипелов орал, душевно так, – ответил на это вокалист, медленно начиная о чем-то догадываться.
–Это, наверное, ваши в лифте засели, – все же первым озвучил свое веское мнение Удалов.
–Слушай, а что, если и наши тоже? – вслух подумал Попов. Беркут взял с подоконника мобилу и набрал Холстовский номер. Конечно, звонок этот был произведен не совсем вовремя, о чем Артур знать не мог в принципе.
–Владимир Петрович? – трубку подняли сразу. Но молчали. – Алло, вы меня слышите? – Беркут повысил голос. – Владимир Петрович!
В трубке отчетливо прозвучало нечто нецензурное. Затем удар, какой-то треск и связь оборвалась. Последующая попытка ее установить не увенчалась успехом.
–Похоже, Серега, ты прав, – обратился к Попову вокалист. – Они действительно там. И мне так кажется, что вряд ли им там хорошо.
В подтверждение этих слов со стороны лифта донесся жуткий, нечеловеческий крик, усиленный шахтой до  полной неразборчивости и впечатляющей поражающей мощности.

Глава 4. Путь наверх.

–Только не за волосы! – раздался в кромешной тьме хоровой вопль пяти душ. Вероятно, художественное прорежение хайра врага было первой атакой, пришедшей в голову каждому музыканту. А далее происходило в лифте следующее: дезертир Кипелыч испуганно жался в угол, не выпуская из рук пустую пивную банку. Кто-то навесил Холсту качественную сливу, так что дальнейшие возгласы с его стороны звучали уже в нос. Этим кем-то был, вообще-то, Дуб, пытавшийся отловить Рыжего Беса или хотя бы Маньку. С покалеченной ногой это оказалось проблематично даже в ограниченном пространстве. Маврик уворачивался от не совсем дееспособного противника достаточно легко, а Маня ушел в глухую оборону. То есть, оккупировал второй угол и время от времени швырялся банками в дерущихся, ориентируясь по звуку. Каждое попадание отмечалось мерзким хихиканьем. Это и подвело барабанщика. Кипыч тоже решил попрактиковаться в метании снарядов на звук. А именно – на противный смех в углу. Поймав лбом банку, Маньякин перестал хихикать и начал материться, особо не церемонясь с личностями. Продолжаться война в лифте могла еще долго, если бы в очередном прыжке Мавр не нащупал на потолке нечто интересное.
–Лю-у-ук! – голосом Дарта Вейдера заорал Маврик. Заорал так, что драка остановилась. А граждане окружающие начали понемногу приходить в себя, отпускать чужие конечности, волосы и так далее, а также хором страдать атипичной логореей.
–Какой еще глюк? – поинтересовался из своего угла ушибленный Манька.
–Еще одного человека в этом лифте только не хватало! – выдал начитанный Кипелов.
–Зря я его по голове, – пробормотал Дубинин.
–Ничего не зря, – прогундосил в ответ злой Холст, ощупывая оттоптанной рукой синяк от дубового кулака. – Так ему и надо!
–Вот кретины! – с чувством сказал Мавр, и, не дожидаясь, пока до кретинов дойдет, как их назвали, пояснил: – В потолке люк, сейчас откроем и вылезем!
–А он вообще открывается? – Кипыч решил когда-нибудь в будущем отомстить Маврину за оскорбление своей бесценной личности. Но страшную мстю можно было отложить и на более подходящее время.
–По идее, должен, – Сергей подергал дверцу. Та приоткрылась на пару миллиметров наружу и застряла. – Маня, иди сюда, головой поработаешь!
–Че сразу Маня? – недовольно буркнули из угла. – И вообще, я не достану!
–Кстати о головах, есть здесь одна подходящая, – до Холстинина все же дошло, хоть и с сильным опозданием, что они с Дубом отмесили друг друга. Что он и донес до сознания несознательного товарища. – Виталий, прошу!
Дубинин, только что понявший, что перепутал собственное начальство с Мавриком, обреченно встал под люком и подпрыгнул. Недолет. Второй прыжок увенчался успехом. Голову украсила вторая шишка, удобно расположившаяся в пяти сантиметрах от первой. Дуб со стоном прилег в лужу рядом с размазанным по полу мобильником Холста.
–Все, больше не могу! – Виталий попытался отмахаться от окружающих, но не смог. Четыре пары рук ухватили его и использовали в качестве тарана. Такого единодушия от определенных представителей рода человеческого можно добиться только в экстремальной ситуации. Результаты применения Дуба были следующие: орудие выбивания люков отрубилось, крышка указанного люка подскочила на полтора сантиметра, явив всем замыкающий ее висячий замок. Надежда на освобождение провалилась. Хотя Холстинин, крайне обиженный на коллегу за нанесенные оскорбления действием, предлагал продолжать маневры, остальные решили не быть зверями. И просто уронили Дубинина на пол. Настроение в лифте упало на отметку «апатия». И в этот момент послышался голос с небес. То есть, снаружи кабины и чуть выше. Голос нецензурно объяснял кому-то, что сейчас этот кто-то качественно получит за то, что обладателю голоса прищемило руку. Дальше последовал уже настоящий вой. Узники лифта зашевелились. Похоже, спасатели все же нашлись.

Глава 5. По обе стороны.

Не стоит думать, что арийцы так сразу кинулись извлекать своих. Вначале под аккомпанемент доносившихся со стороны лифта воплей прошел совет, на котором подняли две основные темы. Первая формулировалась как «На кой … их надо вытаскивать», а вторая – «Как именно будем имитировать спасательную деятельность». Первую закрыли после того, как услышали глухие удары, знаменовавшие собой попытки покинуть место заключения. Все отлично понимали, что услышат от товарищей, если те вылезут сами. По второй последовало предложение при помощи грубой силы открыть двери шахты. Попов на него не согласился, и высказал мнение, что стоит просто узнать время включения света. Голованов, пытавшийся участвовать в обсуждении, сообщил, что знает расположение распределительного щитка. Беркут махнул рукой и разрешил самым умным идти куда они хотят. Ему уже совершенно расхотелось работать. Поддерживавший его в этом аспекте проблемы Удалов сразу просек, что их «помощь» будет более явной для заключенных в лифте. Поэтому они, как только остались вдвоем, пошли к шахте.
Попов тем временем следовал за осведомленным Головановым в подвал. Ни арийцу, ни кипеловцу не стукнуло в голову захватить фонарик. По крайней мере, никто об этом не вспомнил до того момента, когда перед ними предстала открытая дверь. Но возвращаться никто не хотел, и доблестные защитники металла вступили во тьму подвала. У дверей еще было относительно светло, но, несмотря на это, Попов умудрился споткнуться о нечто не опознаваемое, каковое событие не преминул отметить торжественным матом. Из глубины подвала послышалось не менее нецензурное эхо. Впоследствии опознанное как чужая перебранка. По мере приближения звуки становились отчетливее. А также появился свет, не очень сильный, но все же в некоторой степени облегчающий передвижение. Наконец гитаристы, свернув за угол, увидели его источник. А также двух не совсем трезвых электриков, один из которых дрожащей после вчерашнего рукой направлял оный (в смысле обычный фонарик на батарейках) на распределительный щиток. Второй, не в лучшем состоянии, без перерыва осуждал указанную трясучку в руках, причем, что характерно, исключительно в руках напарника. Тот в долгу не оставался. В результате процесс починки затягивался. Ибо большую часть времени электрики тратили на то, что активно предлагали друг другу заняться противоестественными забавами сексуального характера с фазой, предохранителем, землей, пассатижами, сопротивлением, проводкой, подстанцией, жизнью в целом, а также еще с рядом предметов, абстрактных понятий и родственников друг друга. Некоторое время металлисты стояли, завороженно слушая всю эту галиматью. Потом Голованов опомнился и выразительно кашлянул. За что и получил вознаграждение – лучом фонаря в лицо.
А несколькими этажами выше в то же самое время происходило следующее. Примерно определив по звуку место зависания кабины, и просчитавшись при этом на этаж, вокалист с барабанщиком начали нарушать одно из правил пользования лифтом, а именно вручную открывать дверь шахты. Увидев в образовавшуюся щель слишком далекую крышу кабины и определив произошедшее как «просчеты в расчетах», Удалов отпустил свою половинку двери. При этом дверь качественно придавила руку Беркута, о чем Артур не замедлил сообщить. Макс начал было помогать ему, но услышал о себе нечто настолько поразительное, что опять упустил дверь. Ущемленный заново вокалист разговаривать уже не мог, поэтому заорал на пределе связок. Кричала птичка недолго, так как все же смогла вытащить руку и уже собиралась было при помощи рабочих конечностей объяснить ударнику его ошибки, но тот увернулся и убежал вниз по лестнице. В лифте данный этап освобождения был прокомментирован узнавшим голос Холстининым следующим образом: «Чтоб он так на концертах выступал», каковая фраза относилась к  воплям Беркута. Впрочем, были у дикого крика и хорошие последствия: очнулся валявшийся на полу Дубинин. Воспрявшие духом узники решили перед лицом неминуемого избавления заключить временное перемирие и по-быстрому допить пиво, чтобы не пришлось делиться с освободителями. Четыре банки разделили без особых проблем, постановив Кипелову пива не давать, а то опять разольет. Постановление вынес Маврик, согласились все. Кипыч обиделся и занял руки другим делом. А именно – нащупал волосы Маврина и аккуратно начал ему мстить за все хорошее. Сергей не придал особого значения практически незаметным прикосновениям к собственной шевелюре, так как был временно занят пивом.
Можно сказать, что появление в подвале металлистов совершенно дезорганизовало работу электриков. Один из них – тот, который копался в щитке, громко сообщил второму, что считает недопустимым применение матерных выражений в присутствии девушек. Доказать, что они, в принципе, не девушки, Голованову и Попову не удалось. А без мата у тружеников электротехники постоянно возникали трудности с передачей информации. Все же через некоторое время поломка была обнаружена.
Беркут все же отловил Удалова и объяснил ему на наглядном примере, почему нельзя пакостить товарищу по группе. Макс вины не признавал и пытался дать вокалисту сдачи. Поскольку творилось все это у дверей зависшего лифта, сидевшие там металлисты имели возможность наслаждаться «радиоспектаклем». Впрочем, это им быстро надоело, в основном потому, что кончилось пиво.
–Эй, вы там нас выпускать собираетесь или нет? – не выдержал Холстинин. Артур и Макс его проигнорировали и продолжили свои разборки. Температура в лифте начала приближаться к точке кипения. В смысле, что из себя пока не вышел только Кипелов. Рукоделие, как известно, успокаивает. Маврик, наоборот, сорвался первым и начал орать. Орал он долго, успев в процессе несколько раз покрыть нелитературными выражениями лифт, Кипыча, неизвестно на какое время назначающего репетиции, и особенно дубину Холста и его в еще меньшей степени интеллектуально развитую группу, из-за которых они здесь и торчат. Владимир Петрович в ответ на это повышенным тоном сообщил, что ДУБина в лифте имеется в единственном числе, и это, вообще-то, не он… В общем, роли поменялись, теперь уже Удалов и Беркут, согнувшись пополам от смеха, слушали концерт в лифте. А там, в кабине, продолжали развивать тему.  На дубину обиделся Виталий, неоригинально считавший себя самым пострадавшим. Влез со своими жалобами Манька, пользуясь темнотой. Окончивший мщение Валерий тоже присовокупил свой красивый голос к общему хору, при этом заглушив всех остальных…
И вот, настал счастливый момент включения света. Как раз в это время в здание вошел Харьков, не имевший, в сущности, никакого понятия о переводе стрелок и поэтому опоздавший. Не обращая внимания на доносившиеся сверху странные звуки, Харек нажал кнопку вызова лифта. Поскольку скорость движения кабины оставляла желать лучшего, Алексей развлек себя тем, что закрыл для порядка дверь подвала, и снова вернулся к лифту. Звуки к этому мгновению уже утихли, так как до ругавшихся музыкантов дошло: до желанной воли осталось совсем чуть-чуть! Двери разъехались в стороны, и из лифта выломались с воплем: «Свобода!» все пятеро узников, сбив при этом Харька. Освобожденные представляли собой крайне интересное зрелище: возглавлявший забег Кипелов (причины набрать скорость у него были, и крайне веские), следующий за ним помятый Маня с оттиском от банки на лбу, хромающий Дуб, радующий глаз зрителя своими шишками, Холст со своеобразным дизайном носа и замыкающий процессию Маврин, на голове которого красовался весьма неплохо, с учетом всех условий, заплетенный колосок. На украшавших руки Маврина браслетах болтались длинные пряди русых Валеркиных волос.
Харьков неторопливо встал с пола, рассеянно счищая с майки отпечаток чьей-то ноги. Глянул вслед удалявшейся процессии, медленно понимая, что репетиции сегодня точно не будет, вздохнул, пнул выкатившуюся из лифта банку и пошел обратно домой. Двери лифта, так и не дождавшегося очередной жертвы, тихо закрылись.
Беркут и Удалов, просчитав шансы на возвращение фюрера, решили тоже по-быстрому смотаться. Вот так и закончился этот сумасшедший день.

  P.S. Солнце садилось за ряды многоэтажек, а в подвале студии обреченно пили «За присутствующих здесь дам» Попов и Голованов, запертые вместе с электриками…

Авторы: Malice Crash и Х.Т. Морхайнт.