Как давно в его доме не было визитеров. Страшно вспомнить. С соседями он не знался. Никого к себе не приглашал. Слуги приходили днем, потому он их не видел. И вот сегодня…
Мужчина у окна нахмурился и чуть шире раздвинул портьеры. На крыльце перед его дверью стоял незнакомый человек. Его волосы слиплись и потемнели от дождя. Холодные капли стекали по загорелому лицу. На вид ему было лет двадцать пять, хотя садящееся солнце могло немного исказить картину. То, что сейчас мокрой тряпкой висело на нем, в свои лучшие годы звалось сутаной. Хм, юноша был католическим священником. Притом, едва окончившим семинарию. И это на пороге его дома?
Молодой человек был явно беден. Потрепанная одежда и ветхая книга в руке не давали в этом усомниться. Книгой, столь мило прижимаемой к груди, было Евангелие. Вообще весь облик юноши казался до смешного милым. Молодость и бедность. Лучшее из сочетаний. Интересно. Мужчина зевнул, аристократично прикрыв рот тыльной стороной ладони.
Между тем гость поднял руку и постучал второй раз. Не получив ответа, он развернулся и побрел прочь. Мужчина неторопливо отпил из своего бокала.

День не задался с самого утра. Первым его поприветствовал осенний ливень, нагло протекавший сквозь худую крышу. На полу образовалось несколько луж. Ну и пусть, пол был такой старый, что жалости не вызывал. В камин пошли последние дрова. Громким мяуканьем напомнил о себе голодный кот. Увы, сегодня Патрику нечего было ему предложить. Как и самому себе.
Час спустя из города прибежал мальчишка с сообщением об очередной смерти. В окрестностях гуляла пневмония, и Господь в последнее время часто прибирал  к себе души. Городской священник слег с мигренью, и ближайшим оказался Патрик.
Ну, как он мог отказать? Это был его долг. Он сам выбрал этот путь, поступив в Духовную Академию. Знал ведь, на что идет.  Или думал, что знал. Окинув взглядом свое убогое жилище, Патрик пообещал вскоре быть.
В город его довез сосед, собиравшийся тута по делам. Как оказалось, семья новопреставившегося была еще беднее Патрика. А значит, ни на новую сутану, ни на дрова в скором будущем надеяться не приходилось. Вдобавок, обратный путь предстояло проделать пешком.   
Уже через пять минут Патрик вымок насквозь и продрог под ледяными струями дождя.
С надеждой на Провидение он постучал в первый попавшийся дом. Дверь не украшала никакая табличка. Новомодного изобретения - звонка – тоже не было видно. Вместо него на двери из ясеня висел оловянный молоток.
На скромный стук Патрика никто не ответил. Он повторил свою попытку чуть громче. С тем же результатом.
Приходилось признать, что вера умирала в людях. Разве можно было представить еще пятьдесят лет назад, что священника не пустят на порог? Да и не ходил бы он пятьдесят лет назад на своих двоих, а ездил бы, как минимум, в двуколке. Впрочем, Бог им судия.
Последний раз взглянув на пробивающуюся из окна полоску света, Патрик пошел дальше. Стучаться к кому-то еще не хотелось.
Как вдруг сзади раздалось:
- Куда же вы, святой отец?
В настежь открытой двери вырисовывалась фигура мужчины, бросавшего на мостовую длинную тень.
- Прошу вас, проходите,- мужчина отступил внутрь, скрываясь в глубине дома.
Войдя, Патрик поспешил представиться:
- Я отец О’Коннер. Живу в соседнем поселке. Я возвращался домой, но промок до нитки. И потому осмелился вас побеспокоить. Простите, ради Бога, если я вам помешал.
- Ваши извинения излишни,- мужчина провел его длинным коридором в ярко освещенную комнату.- Можете называть меня Марком.   
- Марком?- перепросил юноша. Как ему показалось, хозяин дома был лет на двадцать старше его.
- Да. Просто Марк. Так будет лучше.
Они очутились в небольшой столовой.
- Не желаете ли отужинать, святой отец?- Марк обвел рукой накрытый стол.
Патрик покраснел и опустил глаза.
- Нет-нет, что вы. Я лишь пережду дождь.
Он молился Господу, чтобы урчания голодного желудка не было слышно. Мужчина отмахнулся:
- Бросьте. Быть может там,- он указал наверх,- мне это зачтется. Кто знает?
- Да, все в руках Господа,- пробормотал Патрик, осеняя себя крестом. Хозяин чуть поморщился.
Сев и прочитав полагающуюся молитву, юноша растерялся. Он впервые видел такое разнообразие за одним столом и не знал, что выбрать. На помощь пришел Марк, предлагая поочередно все и заставляя попробовать хоть кусочек. Ему как будто доставляло удовольствие наблюдать за смущенно жующим Патриком.  Сам же он ограничивался вином, объясняя, что ужинал чуть раньше.
Такого вечера у юного служителя Господа не было уже давно. Собственно, был ли он вообще? Выдержанные вина располагали смотреть на мир проще, и теперь он сознавал все недостатки своей бедняцкой жизни. Наверняка креветки он пробует последний раз, десятилетний Мерло тоже, а такого умного, начитанного, в то же время язвительного собеседника, как Марк, больше не встретит.
Не заметив как, он вскоре рассказал хозяину все о себе. О худой крыше, последних дровах и, кажется, даже голодном коте.
- Может, отдадите кота мне на иждивение?- отведя с лица непослушную черную прядь, спросил Марк.
- Бог с вами, куда я его отпущу без себя.
Хозяин улыбнулся:
- А за чем дело стало, переезжайте и вы ко мне, святой отец. 
На мгновение его улыбка показалась Патрику немного странной, но, вероятнее всего, виной была последняя и явно лишняя бутылка. Юноша рассмеялся и пообещал подумать.
Загадочный хозяин все больше и больше очаровывал его. Уже не один час пролетел за разговорами, и Патрик забыл, что когда-то собирался домой.
А потом Марк произнес что-то, глядя в его глаза пронзительными черными глазами. Слов юноша не расслышал, скорее, догадался о смысле по тону. Повинуясь обволакивающему бархату голоса, Патрик поднялся и направился к лестнице на второй этаж.

Марк поднимался вслед за ним и вспоминал, закрывал ли он дверь в свою комнату. По всему выходило, что нет. Каждое утро он поворачивал ключ в узком замке, охлаждая любопытство слуг, но запирать дверь вечером? Зачем? Оставалось надеяться, что он хотя бы прикрыл ее. Мужчине не хотелось пугать гостя раньше времени. Слишком уж этот юноша ему приглянулся.
Он оказался моложе, чем Марк думал вначале. Не больше двадцати. Высохшие волосы стали светло-русыми и слегка вьющимися. Да и собеседник из него ничего, хотя это как раз было неважно.
Увы, резко остановившись, Патрик разрушил все его надежды. Чуть дрогнувшим голосом он спросил:
- У вас кто-то умер?
Марк оттеснил его с лестницы и поднялся на второй этаж. Пред ним предстал черный, с двумя горящими в изголовье свечами, гроб, прекрасно видимый сквозь распахнутую дверь. Пустой гроб.
Таиться не было смысла. Наоборот, на реакцию юноши стоило посмотреть.
- Да, я,- ответил мужчина, в улыбке обнажая белоснежные зубы.
Патрик отшатнулся.
Марк сделал вид, что ничего не заметил:
- Это мой – ах - не совсем смертный одр,- он театрально повел рукой в сторону домины.- Не желаете ли разделить его со мной?
Юноша попятился, молча хватая ртом воздух. Марк медленно наступал на него
- Что я вижу?- продолжал он.- Идея мужеложства уже не кажется вам привлекательной?
Он резко подался вперед и схватил Патрика за сутану.
- Или дело не в этом?
Голос его исказился. Клыки вытянулись, а в глазах любой атеист сейчас увидел бы пламя самого Ада.
- Сын Сатаны!- из горла Патрика вырывался хрип.
Это охладило Марка, он отшвырнул его к стене. Презрительно сжатые губы изогнулись в ухмылке.
«Глупец,- пронеслась в голове мысль.- Его страх лишь раздражает,- мужчина, казалось, зарычал. – Так бы и разорвал паршивца на месте. Когда он перестанет трястись?»
Между тем Патрик понемногу успокоился. Как? Он молился. Вспомнив Господа, он казнил себя  за слабость. За слабость перед болью, перед смертью. Святые слова унимали бешено бьющееся сердце, выравнивали дыхание. Вдруг он понял, что его мальчишескому голосу вторит другой – глубокий и низкий.
In nomine Patris,
et Filii
et Spiritus Sancti.
Amen. –
в звенящей тишине закончил Марк. Спросил светским тоном:
- Красивые слова, не так ли?
Положительно, эта игра начинала ему нравиться. Слишком давно в его доме не было гостей.
А вот мальчишка совсем  потерял голову. Видно, как каждая его клеточка ждет страдания, боли и, наконец, смерти.
Нет, Марк не хотел его убивать. Такой молоденький, такой хорошенький. Его кровь не нужна была Марку. Пока не нужна.
По-кошачьи тихо ступая, он приблизился к юноше. Сползший на пол, тот сжался в комок и дрожал всем телом. Радовало, что изумительно голубые глаза были абсолютно сухими. Их неподвижный взгляд устремился куда-то за спину Марка.
Он аккуратно, даже нежно поддел Патрика за подмышки и поднял.
- Ну-ну, успокойся. Я не сделаю тебе больно,- скорее по привычке шептал вампир.
Он говорил это каждой своей жертве. Маленькой девочке, заигравшейся у подружки. Неопытной проститутке, подавшейся из провинции в город. Холеному юнцу, до бесчувствия напивающемуся в кабаке. Всем им он обещал покой. Только на этот раз Марк действительно не хотел причинить гостю вреда.
Холодные пальцы расстегнули пуговицы на загорелой шее, сняли белый воротничок, погладили пульсирующую жилку.
Нет, не сейчас. Усилием воли заставив клыки втянуться, Марк медленно и ласково поцеловал теплую кожу, прошелся по ней языком.
- Изыди!- вскрикнул юноша, с силой отталкивая вампира.
Губы марка скользнули по грубой ткани и остановились на серебряном распятье. С шипением он отпрыгнул назад, держась за обожженные губы. На них отчетливо алел контур креста.
- Сукин сын!- все настроение куда-то пропало. Ушло, как ощущение живого тела с по-настоящему бьющимся сердцем. Все вокруг стало противно. Марк пошатнулся, прислонился к стене, обдирая щеку о штукатурку. Веки устало закрывались.
Быть может, виной всему было серебро. Еще будучи человеком, он не мог носить этот металл. Изделия из серебра темнели на нем уже через час, еще через день на коже под ними оставался зудящий след. Тогда Марк был вынужден отказаться даже от фамильного перстня. А уж сейчас…
Дверь внизу хлопнула. С трудом разлепив глаза и потирая губы, Марк спустил вниз. Заглянул в столовую. Нарочито неспешно дошел до двери. По мостовой громко стучали подбитые каблуки, но фигуры юноши уже не было видно.
- Мы еще встретимся, святой отец!- в ночь прокричал Марк, сжимая забытое Евангелие. И повторил уже тише,- мы еще встретимся.
Потому что серебро играло далеко не главную роль.